Интеграция абазин в политическое пространство Черкесии, XIV-XVII вв.

Хотко С.Х.

Одной из ключевых проблем в изучении этнокультурной истории Черкесии явля­ется интеграция абазинского этноса в адыгское пространство. Начальной фазой этого процесса обычно считается переселение предков абазин-тапанта на северные скло­ны Главного Кавказского хребта. Но надо понимать, что процесс интеграции абазин в адыгское пространство начался еще в раннем средневековье, когда абазины прожи­вали на своих вековых землях. Интеграция обеспечивалась не столько за счет пере­мещений населения, сколько благодаря интенсивным контактам и сильному социо­культурному воздействию адыгской (зихской) средневековой общности.

В самом общем плане мы можем констатировать, что данный процесс начался в V—VI вв., в период сложения трех основных племенных союзов побережья — Зихии, Абазгии и Апсилии. На основе Абазгии и Апсилии стало формироваться государ­ственное объединение, получившее наименование царства Абазгов, что, очевидно, предполагало лидирующую роль абазгов. При этом часть абазгов оказалась в составе Зихского союза, в котором они сформировали пограничную территорию, вплотную соприкасающуюся с царством Абазгов (Абхазским царством), затем — царством абха­зов и картвелов (Грузинским). Это и стало причиной того, что они получили внешнее наименование зихов (джиков) и на их основе возникла провинция Джикия в составе Грузинского царства.

Константин Порфирогенет описал расположение Зихии и Авасгии (царства Абаз­гов) следующим образом: «За Таматархой, в 18 или 20 милях, есть река по названию Укрух (Кубань — С.Х.), разделяющая Зихию и Таматарху, а от Укруха до реки Никопсис, на которой находится крепость, одноименная реке, простирается страна Зихия. Ее протяженность 300 миль…. Побережье от пределов Зихии, то есть от реки Никопсиса, составляет страну Авасгию — вплоть до крепости Сотириуполя. Она простира­ется на 300 миль» [1]. Если исходить из того, что 1 миля равна 1481,5 м, то 300 миль равняются 445 км. Включив в Зихию сочи-адлерский регион — Джикию грузинских источников — получаем дистанцию побережья в 441 км, от черноморского устья Ку­бани (на современных картах Старая Кубань, впадающая в Кизилташский лиман несколькими рукавами) до устья Бзыби. Таким образом, сообщение Константина о том, что побережье Зихии имеет протяженность в 300 миль можно считать весьма точ­ным.

В 1404 г. Иоанн де Галонифонтибус подчеркивал, что у Черкесии два названия: Зикия и Черкесия (в рукописи Ziquia sive Tarquasia): «Страна называемая Зикией или Черкесией расположена у подножья гор, на побережье Черного моря» [2]. Восточные пределы Черкесии на северном склоне он определяет как Каспийские горы, что, ско­рее всего, указывает на Дагестан. С севера Черкесия граничила с Татарией, на юге — с Абхазией (в рукописи: Apcasia): «За Черкесией находится Абхазия, малая, холми­стая страна» [3].

Сведения Константина и Галонифонтибуса получают подтверждение в разверну­том описании Черкесии, созданном генуэзцем Джорджио Интериано и опубликован­ном впервые в Венеции в 1502 г. «Зихи — называемые так на языках: простонарод­ном (volgare — итальянском — С.Х.), греческом и латинском, татарами же и турками именуемые черкесы, сами себя называют — «адига». Они живут [на пространстве] от реки Таны до Азии по всему тому морскому побережью, которое лежит по направле­нию к Босфору Киммерийскому, ныне называемому Восперо, проливом Святого Ио­анна и проливом Забакского моря, иначе — моря Таны, в древности [называвшего­ся] Меотийским болотом, и далее за проливом по берегу моря вплоть до мыса Бусси и реки Фазиса и здесь граничит с Абхазией, то есть частью Колхиды. А все их побе­режье, включая сюда вышеназванное болото и [пространство] вне его — составляет около пятисот миль» [4]. Прочертив по карте морской маршрут каботажного плавания от устья Дона до мыса Каменный на северной оконечности Таманского полуострова (вдоль побережья от мыса к мысу) и затем вокруг Таманского полуострова до восточ­ной оконечности Витязевского лимана и от этой точки до устья Бзыби, мы получили 763 км. Это на каких-то 22 км превышает искомый показатель в 500 миль (740 км 750 метров). Мыс Бусси можно в таком случае истолковать как не столь уж сильное ис­кажение автохтонной основы бзи («вода», «река» в убыхском и садзском). Бзыбь, как мы знаем, именно так и объясняется: бзи + пэ «устье» [5].

Граница Абхазского княжества, которое в XIV—XVI вв. входило в состав Мегрелии (Мегрельское мтаварство), на западе проходила по нижнему течению Бзыби. Со­ответственно устье Бзыби было границей не только между Абхазским княжеством и Джикией, но и между Мегрельским мтаварством и Зихией (Черкесией). В 1533 г. состоялась крупная военно-морская экспедиция под началом двух наиболее могу­щественных правителей Западной Грузии — Мамия Дадиани и Мамия Гуриели — в Джикию. Неожиданное появление большого войска со стороны моря не могло не дать преимущества нападавшим, но уже на второй день они были наголову разбиты [6]. Это была последняя попытка грузинских правителей возвратить Джикию в состав своих владений. Стремление покорить джиков объяснимо тем, что они оказывали содействие абхазам, которое не позволяло Мегрелии установить прочный контроль над Абхазией. Леван I Дадиани лелеял мечту отомстить джикам за смерть своего отца. Сделать это самостоятельно он был не в состоянии и потому обратился за помощью к султану. 1 марта 1557 г. венгерский посол в Стамбуле сообщал: «Ме­грельский владетель приехал как посол своей страны, и он это сделал с целью ото­мстить своим соседям черкесам, которые убили его отца». Султан выделил 9 судов, но состоялась ли очередная десантная экспедиция, неизвестно [7].

Грузинский царевич и ученый Вахушти Багратиони (1695—1758) подчер­кивал сходство джиков и абхазов, но при этом оба народа пребывали в сфере воз­действия черкесской культуры: «Страну за Абхазией к западу от Каппетис-цкали, от времени воцарения Багратионов доныне называют Джикети; «Жизнь Горгасала» Джикетией называет страну к северу от этой (современной) Джикетии, потусторон­нюю часть горы Кавказа до моря. А современную Джикетию граничат: с востока Кап­петис-цкали, с запада — Черное море, с юга — то же самое море, с севера — Кавказ. И страна эта всецело подобна Абхазии плодородием и фауной, установлениями и обычаями; но люди в большинстве звероподобны. Первоначально они были хри­стианами, но ныне не знают больше своей прежней веры. Но одежду, вооружение и доспехи абхазцев и джиков разумей такими, как у черкесов, нравам которых по вре­менам подражают и имеретины» [8]. Джиованни да Лукка в 1625 г. отмечал, что абхазы «одеваются подобно черкесам» [9].

В тексте Вахушти весьма важным является представление о двух Джикиях — боль­шой и более древней стране с таким названием на северном склоне Кавказа в раннем средневековье (во времена Вахтанга Горгасала) и маленькой одноименной области в составе Грузинского царства, которая известна под таким именем со времен Багра­тионов, то есть с XI в. Якоб Рейнеггс в 1783 г., транслируя грузинский взгляд, отмечал, что Черкесия начиналась сразу за Пицундой: «Вся территория от Погрипа до Безонты называется до сих пор «Землей Черкесов» (Черкес Топраги)» [10].

В первой половине XIX в. самоназванием джиков (джигетов русских источников) был этноним садз. Но в XVII в. садзы были только одним из племен Джикии и зани­мали земли по верхнему течению Мзымты и Псоу. Язык садзов был впервые описан Эвлия Челеби в середине XVII в. А.Н. Генко убедительно показал, что челебиевские садзы говорили на убыхском”.

Но надо заметить, что этот садзо-убыхский диалект содержал массу адыгских лек­сем. Приведем некоторые примеры из списка слов и словосочетаний садзского язы­ка из книги Челеби (в скобках даны предполагаемые адыгские соответствия): «Язык абазо-садзов. — За — 1 (адыг, зы); тока — 2 (адыг. т1у «два», т1ок1ы «двадцать»); шкез (адыг, щы); пли — 4 (адыг. пл1ы); ату — 5 (адыг, тфы); фун — 6 (адыг, хы); ипли — 7 (адыг, блы); зга — 8 (адыг, и, звучит как йы); ипги — 9 (адыг, бгъу); жу — ю (адыг. пш1ы); за жу — п (адыг. пш1ык1узы «одиннадцать», дословно «десять и один»); тока жу — 12 (адыг. пшТык1ут1у «двенадцать» и для сравнения: т1ок1ырэ зырэ «двадцать один»); сха — хлеб (ад. к1акъу и каб. шДакхъуэ «хлеб», но важна и форма хьалыгьу «хлеб» ); га — мясо (адыг, лы «мясо»); бзи — вода (адыг, псы «вода»); чевах — про­стокваша (адыг, щхыу «кислое молоко»); эсху — каштан (адыг, шхъомч); вика — иди сюда (адыг. ук1он «ты пойдешь»); уте — садись (адыг, о т1ыс «ты садись»); удето — встань (адыг, о тэдж «ты встань»); умка — не уходи (адыг, о умык1у «ты не уходи»); сикох — иду (адыг. сэк1о «я иду»); свушскгслух — дело есть, иду (первую часть с-вуш-ск можно сопоставить с адыг. си1оф (си1) сэк1о «свое дело (я имею) я иду»); скену евке — мы идем домой (с-к-ену с-вке вполне сопоставимо с адыг. сэк1о унэм сэ «я иду домой я»); ерход — что с вами? (адыг, сыд ходэ «что/как дела?»); хош год ашгд — мы съели свинью (адыг, къожъ куэд ашхыгъ «свинью/кабана много (они) поели»); аркамд жеху – свинья была жирная? (адыг, ар къор пгцэрыгьа «та свинья жирная была?»); вечи- ле шкног — мы идем воровать (ве-чиле ш-кног сопоставимо с адыг, уичылэ сык1он/ сык1уагь «в твое село я схожу/сходил»)» [12].

Не может быть простым недоразумением то обстоятельство, что словарь садзов, который приводит Эвлия Челеби, состоит, во многом, из адыгских слов. Челеби в данном вопросе — источник надежный, поскольку мать у Челеби была уроженкой Джикии, он лично посещал «страну Абаза» (Джикию) и Черкесию, интересовался языком и обычаями абазов и черкесов. Краткий словник «странного и удивительно­го языка абазов», который он приводит перед садзским словником, представляет со­бой набор абхазских лексем. Вполне вероятно, что мать Эвлии говорила на садзском или убыхcком, поэтому название абхазского словника он сопровождает эпитетами «странный» и «удивительный».

Археологические свидетельства интеграции джиков в состав Черке­сии. Туапсинский район в XIII—XVI вв. представлен весьма значительной картой курганных некрополей, обряды захоронения и инвентарь которых представляют нам культурный облик этого региона как важного, многолюдного и развитого центра эт­нической и культурной истории адыгского народа. Всего в Туапсинском районе выяв­лено и обследовано 217 курганных могильников, которые вместе с одиночными кур­ганами составляют более ю тысяч курганных погребений [13].

Отсюда во второй половине XIII—XTV вв. культура курганных погребений распро­страняется в Джикию, формально еще «провинцию» абхазо-картлийского царства (VTII—XII вв.). По выражению Ю.Н. Воронова, сочи-адлерский регион становится «страной курганных могильников» [14]. Курганные могильники черкесского типа выяв­лены в Красноалександровском, Абазинке, Варданэ, Кепше, Аиби на Красной Поля­не. Они содержат типичный «для адыгейских памятников XV—XVI вв.» инвентарь [15].

Д.Э. Василиненко, подводя итоги многолетним исследованиям курганных мо­гильников сочи-адлерского региона, подтверждает их происхождение как результат миграционного процесса с территории Черкесии16. Создается впечатление, что юж­ные районы Черкесии были сильно перенаселены и их жители едва удерживались линией грузинских крепостей в Джикии и, как только Грузинское централизованное государство было разрушено монголами, то рухнула и северная граница, через кото­рую хлынуло зихекое (черкесское) население. Продвижение адыгского населения, по всей видимости, продолжилось и в XVI в. Вполне вероятен сценарий, при котором экспансия адыгов в сторону Абхазии спровоцировала переселение части причерно­морских абазин на северный склон.

Вопрос о периоде переселения абазинского населения на северный склон наи­более убедительным образом прояснен в работе З.В. Анчабадзе, который подчерки­вал значение процесса дезинтеграции Грузинского царства после разгрома его сна­чала хорезмийцами и сразу вслед за ними — монголами. При определении периода переселения предков тапантовцев он предлагает обратить внимание на столь важный соцонормативный термин как амыстаду — большой или великий дворянин. Этим словом абазины-тапантовцы называют своих князей — Лоовых, Бибердовых и пр.

Представляется, что амыстаду является калькой или переводом грузинского термина дидебули азнаур и, т.е. великий дворянин. Этот термин бытовал в Грузии до XIV в. включительно, а потом в XV в. вытеснен термином тавади, что стало ре­зультатом полной дезинтеграции Грузии. В этом плане очень логично, что гораздо позднее переселившиеся ашхарские абазины не пользовались термином амыстаду, а использовали термин тавад. На XVII в. как основное столетие, когда происходило переселение ашхарцев, указывает также присущий им термин агруа «мегрел» в зна­чении «крепостной крестьянин». Такое явление в языке могло бьггь итогом только процесса выхода Абхазского княжества из Мегрельского мтаварства, которое сопро­вождалось чередой абхазо-мегрельских военных столкновений. Победы все чаще одерживались абхазами и всякий раз они захватывали в плен значительное число мегрелов, которые частично продавались в Турцию, а частично оставались в Абхазии на положении зависимых крестьян [17].

Наблюдения З.В. Анчабадзе подкрепляются первым надежным свидетельством расселения абазин на северном склоне. Оно связано с описанием действий Тамер­лана на Северном Кавказе в 1395 г. Низам-ад-дин Шами рассказывает, что, пресле­дуя золотоордынского военачальника Удурку, Тамерлан вторгся в труднодоступную местность Абаса, где ему и удалось схватить беглеца: «Тимур тотчас выступил, про­шел через гору Эльбурз, и стал лагерем в местности Абаса» [18]. По всей видимости, под областью Абаса имелся в виду нагорный сектор Восточного Закубанья, в верховьях Теберды и Зеленчуков.

В 1552 г. в составе первого же черкесского посольства в Москву вместе с Машу- ком Кануковым находился абазинский князь Иван Езбозлуков [19]. В 1555 г. вместе со старшим князем Жанея Сибоком в Москву прибыл Тутарык-князь, «Езболуев княжей сын». Подчеркивается, что «Тутарык-князь о себе бил челом, чтобы его государь пожаловал, велел крестити; и в крещении Тутарыку имя князь Иван» [20]. Как видим, абазинский князь Езбозлуков в 1552 г. фигурирует сразу с именем Иван, а в 1555 г. он носит имя Тутарык и получает имя Иван вместе с крещением. Это противоречие можно объяснить только позднейшей редакцией летописного сообщения о первом посольстве. Имя Тутарык, очевидно, следует сопоставить с Дударуко. В этом случае, князья Дударуковы, известные в источниках XVII—XIX вв., могли являться потомка­ми Тутарыка (Дударуко) Езбозлукова. В обоих экземплярах родословной книги, при­надлежавших А.М. Пушкину и А.И. Лобанову-Ростовскому, глава 29 «Род абазинских мурз» представлена краткой записью: «Додоруко-мурза. А у Додоруки-мурзы сын Кардонуко. А у Караданука-мурзы сын Казы-мурза, во крещении князь Василей» [21].

Представляется важным отметить, что оба раза Дударуко Езбозлуков приезжал в Москву с западно-адыгскими князьями — сначала с бесленеевским, затем с жанеевскими. Таким образом, оказывается, что первоначально абазины-тапанта были интегрированы в западно-адыгское политическое пространство. Е.Н. Кушева обра­щает внимание на имя еще одного абазинского мурзы Алклыча Езбузлукова, приез­жавшего в Москву в 1550-е гг. Она делает предположение, что это был брат Тутарыка и родоначальник фамилии Клычевых [22].

В 1634 г. в Терки из «Обазинской землицы» прибыл мурза Кумургука Отлепшу- кин Лоов в сопровождении своих узденей. Кумургука Лоов представлял в Терках ин­тересы, по всей видимости, не только рода Лоовых, но и других абазинских владель­цев. Е.Н. Кушева цитирует отписку терского воеводы М.М. Пронского в Посольский приказ: «Брат его большой, Цека-мурза абазинской владелец, с ними, з братьею сво­ею 12 человек, и со всеми своими абазинскими людьми, слыша твою государеву мно­гую милость к кумыцким и к горским людям, прислали ево, Кумургуку, бити челом тебе, государю царю и великому князю Михаилу Федоровичу всея Руси, чтоб ты, госу­дарь, их пожаловал, велел им, Цеке з братьею, и со всеми абазинскими людьми быть

под своею государевою высокою рукою в холопстве и во всем твоем государеве пове­ленье со всеми своими людьми Абазинские землицы навеки неотступным». 15 июля 1634 г. Кумургука Лоов дал шерть, то есть присягнул на подданство русскому царю [23].

Упоминание «абазинского владельца» и «брата большого» Цека-мурзы, послан­цем которого выступил Кумургуко Лоов, можно расценить как отражение существо­вания института старшего князя в Абазинском владении. Как видим, абазинские кня­зья во главе с собственным старшим князем стремились проводить самостоятельную политику и выстраивать самостоятельные отношения с российским государством.

Это сообщение считается первым свидетельством о существовании абазинско­го владельческого рода Лоовых [24]. Отметим, что этот «первый» Лоов имел адыгские имя и отчество. Кумургука — Кемиргоко, Темгрюко — Темрюк. Это имя происходит от старого адыгского произношения названия темиргоевского субэтноса — Кемир- гой. В современном кабардинском сохраняется форма к1эмыргуей — темирговцы [25]. В XVI в. кемиргоевские князья и княжество Кемургуй (Kemiirgiiy) фигурируют в ос­манских источниках [26]. Кемиргой, кеморхи, кумиргинские черкасы часто фигурируют в документах Посольского приказа в XVII в. [27] Русская фиксация отчества Кумургуки Лоова — Отлепшукин, по всей видимости, восходит к имени Тлепшуко, с основой Тлепш — адыг. Лъэпшъ, бог кузни и кузнечного ремесла [28].

Е.Н. Кушева отмечает, что в 1634 г. Кумургука Лоов прибыл в русскую крепость почти одновременно с кемиргоевским мурзой Базрукой Канмурзиным. Это может быть следствием их близкого соседства в Закубанье и того обстоятельства, что Лоовы испытывали такую же угрозу со стороны Крыма, как и Болотоковы. Мальчика в роду Лоовых могли назвать в честь кумиргинцев-кемиргоевцев и он являлся тезкой знаменитого Темрюка Идаровича, который фигурирует в источниках и как Кемир­гоко, Кермургук Идаров, Комургун Идаров, Темгрюк Идаров [29]. Если в 1614 г. крым­ские татары атаковали владения Болотоковых, то в 1616 г. терский воевода сообщал в Москву о том, что в составе крымского войска идут «бесленейские и кумиргинские, и абазинские, и жанские, и хунтунские, и кабардинские» отряды [30]. Опять-таки, аба­зины и кумиргинцы оказываются рядом и упоминаются в одном контексте.

В мае 1643 г. в Пятигорье, в расположение Алегуко Шогенукова, старшего кня­зя Казыевой Кабарды, находились шесть абазинских князей: Хачак Янтемиров, Саралп Левов, Казый Доруков, Кансох Бийбердеев, Алкас Бегишев, Джаным Бабуков [31]. Из них в Терки для принесения присяги русскому царю вместе с Алегуко поехал толь­ко Саралп Левов, что, видимо, выделяет его политическую роль в кругу абазинской феодальной знати. Список абазинских князей 1643 г. достаточно уверенно можно сопоставить с хорошо известными из поздних источников фамилиями владельцев. Хачак Янтемиров — Джантемир; Саралп Левов — Лоов; Казый Доруков — Дударуков; Кансох Бийбердеев — Бибердов; Алкас Бегишев — ашхаровский князь Багошев; Джа­ным Бабуков — очевидно, представитель абазинского владельческого рода Бабуковых, известного по источникам конца XVIII — XIX вв.

Для прояснения времени интеграции тапантовских абазин в состав Черкесии важное значение имеет мнение группы кабардинских князей, высказанное ими в 1753 г., в связи с русско-крымской полемикой о по­литической принадлежности северокавказских абазин. В письме в Петер­бург кабардинские князья вполне определенно заявляют, что их предок Инал жил в то время, когда в Крыму правил хан Джанбек-Хан, то есть Джанибек-Гирей I (1477—1478). В связи с Иналом упоминается Хаджи-Ахмед, прародитель тапантов­ских князей: «понеже издревле оныя абазинцы наши суть, ибо абазинской народ из гор произошел, сначала с имянуемым Хаджи Ахмедом две фамилии вышли, одна называемая Манугх, другая Хохона; а потом по две и по три фамилии из гор к нам выходили, и неоднократно паки от нас отходили; и тако имянуемые алтыкесек абаза от того произошли; помянутой Хаджи Ахмед когда из гор вышел к прапрадеду наше­му Иналу пришел и с ним, Хаджи Ахмедом, две фамилии, одна Манугх, другая Хохо­на, вышли» [32].

Абазинские субэнические подразделения в составе Черкесии сохраняли свою эт­нокультурную самобытность, но, в то же время, были едва отличимы от адыгов: «ис­кони обитая между черкесами, состоя с ними в родственных и общественных тесных связях, некоторым образом составляют с ними, так сказать, одно тело, а между тем сохраняют и свой язык и некоторые свои обычаи и нравы» [33].

В первой половине XIX в. причерноморские абазины и, тем более, северокавказ­ские абазины массово владели адыгским языком. Кроме того, значительный пласт адыгской лексики вошел в словарный фонд абазинского языка [34]. Песенный фоль­клор северокавказских абазин создавался почти исключительно на адыгском языке. Еще более фундаментальным стало влияние обычаев и социальных устоев адыгского общества. Абазины приняли самоназвание адыгэ и стали воспринимать себя как ады­гов, соотнося свою изначальную этническую идентичность как компонент общеадыг­ской идентичности.

Литература:

1. Константин Багрянородный. Об управлении империей. — М.: Наука, 1991. — С. 175—177-
2. Галонифонтибус И. де. Сведения о народах Кавказа (1404 г.). Из сочинения «Книга познания мира». — Баку: Элм, 1980. — С. 16,35.
3. Там же. — С. 18.
4. ИнтерианоДж. Быт и страна зихов, именуемых черкесами // Адыги, балкарцы и карача­евцы в известиях европейских авторов XIII—XIX вв. / Сост., ред. пер., введ. и вступ. ст. к текстам В.К. Гарданова. — Нальчик: Эльбрус, 1974. — С. 46—47.
5. Бгажба Х.С. Бзыбский диалект абхазского языка. Исследование и тексты. — Тбилиси, 1964. – С. 255.
6. Сообщения средневековых грузинских письменных источников об Абхазии / Пер. и комм. Г.А. Амичба. — Сухуми: Алашара, 1986. — С. 62.
7. Берадзе Т.Н. Мореплавание и морская торговля в средневековой Грузии. — Тбилиси, 1989. — С. 208—209. (На груз. яз.). Перевод этого источника любезно предоставлен Ройном Агрба.
8. Царевич Вахушти. География Грузии / Введ., пер. и прим. М.Г. Джанашвили // Запи­ски Кавказского отдела императорского Русского географического общества. — Тифлис, 1904. — Кн. XXIV. – Вып. 5. – С. 235.
9. Описание перекопских и ногайских татар, черкесов, мингрелов и грузин Жана де Люка, монаха доминиканского ордена (1625) / Пер. П. Юрченко // Записки императорского Одесско­го общества истории и древностей. — Т. XI. — Одесса: Франко-Русская типография Л. Дапикана, 1879. — Отд. III. — С. 492.
10. ю. РейнеггсЯ. Всеобщее историческое и топографическое описание Кавказа // Северный Кав­каз в европейской литературе XIII—XVIII вв.: Сборник материалов / Изд. В.М. Аталикова. — Наль­чик, 2006. — С. 249.
11. Генко А.Н. О языке убыхов (Представлено академиком В.В. Бартольдом в заседании От­деления гуманитарных наук 16 ноября 1927 года) // Известия Академии наук СССР. — 1928. — Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1928. — С. 240—241.
12. Челеби Э. Книга путешествия / Пред. Ф.М. Алиева, А.Д. Желтякова, М.К. Зуланяна, Г.В. Пу- туридзе. Прим, и комм. А.Д. Желтякова, М.К. Зуланяна, Г.В. Путуридзе. Вып. 3: Земли Закавказья и сопредельных областей Малой Азии и Ирана. — М.: Наука, 1983. — С. 55.
13. Тешев М.К. Адыгские погребальные сооружения в развитом и позднем средневековье в Туапсинском районе на Черноморском побережье Кавказа // Вопросы археологии Адыгеи. — Май­коп, 1985. — С. 147.
14. Воронов Ю.Н. Древности Сочи и его окрестностей. — Краснодар, 1979- — С. 103—ш.
15. Там же. — С. юб.
16. Василиненко Д.Э. Средневековый курганный могильник «Медовеевка-l» в долине реки Мзымта (г. Сочи) // Наследие Кубани. — Вып. 1. — Краснодар, 2008. — С. 265, 267—268; Васили­ненко Д.Э. Погребальный обряд населения междуречья Псоу-Шахе в эпоху средневековья // Пятая Кубанская археологическая конференция. — Краснодар, 2009. — С. 30.
17. Анчабадзе З.В. Из истории средневековой Абхазии (VI—XVII вв.). — Сухуми: Абхазское гос. изд-во, 1959- – С. 255-257-
18. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. — Т. II. Извлечения из персидских сочинений, собранные В.Г Тизенгаузеном и обработанные А.А. Ромаскевичем и С.Л. Волиным. — М.; Л.: Изд-во Академии наук СССР, 1941. — С. 123.
19. Кабардино-русские отношения в XVI—XVIII вв. Документы и материалы: в 2-х томах. — Т.1. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1957. — С. 3.
20. Там же. — С. 4.
21. Там же. — С. 384,387.
22. Кушева Е.Н. Народы Северного Кавказа и их связи с Россией. Вторая половина XVI — 30-е годы XVII века. — М., 1963. — С. 155.
23. Там же. — С. 156.
24. Абазины. Историко-этнографический очерк. — Черкесск, 1989. — С. 30.
25. Словарь кабардино-черкесского языка. — М.: Дигора, 1999. — С. 338.
26. Kirzioglu M.F. Osmanlilar’m Kafkas—Elleri’ni Fethi (1451—1590). — Ankara, 1998. — S. 314, 439-441.
27. Кабардино-русские отношения… — T. l. — С. 90,93, 97,279.
28. Толковый словарь адыгейского языка / Сост. А.А. Хатанов, З.И. Керашева. Под ред. А.Н. Абрешва, Н.Т. Гишева. — Майкоп, 2006. — С. 296.
29. Кабардино-русские отношения… — Т. 1. — С. и, 383,460.
30. Там же. — С. 93.
31. Там же. — С. 234.
32. Кабардино-русские отношения в XVI—XVIII вв. Документы и материалы: в 2-х томах. Т. 2. — М.: Изд-во Академии наук СССР, 1957. — С. 189—190.
33. Хан-Гирей. Записки о Черкесии / Вступ. ст. и подшт. текста к печати В.К. Гарданова и Г.Х. Мамбетова. — Нальчик: Эльбрус, 1978. — С. 213.
34. Абазинско-русский словарь / Под ред. В.Б. Тугова. – М., 1967. – С. 24,38,8о, 356,457 и др